МОЯ ПАРТИТУРА

Fashion Community: Илья, если позволишь, давай начнем с детства. У тебя есть младший брат Александр Харланов — чемпион мира и Европы по плаванию. Как получилось, что один из вас посвятил себя спорту, а другой — музыкальному искусству?

Мама работала музруком в детском саду. А папа — спортсмен. Получается, я пошел в маму, а Саша — по папиным стопам. Мы друг над другом всегда подкалываем: я ему говорю, что он только правой-левой, правой-левой, а он мне — что я только трень-брень, трень-брень. Кстати, я, когда нянчился с ним, ставил ему разную музыку, рассказывал сюжеты. И потом я понял, что зерно эстетическое в нем заронилось. Он приходит на мои концерты, я болею за него на трибунах бассейна.

Как ты относишься к музыкальным конкурсам и титулам лауреатов?

Для меня это не важно. Я не конкурсный человек, всегда это знал. Никогда не был стопроцентным исполнителем, которого разбудишь ночью — и он сыграет одинаково, чем славится Московская консерватория. Ко мне можно придираться. Я больше музыкант, исследователь, чем пианист. Один раз я ездил на конкурс, мне не понравилось. Раза четыре у меня скакала температура. Какие-то мамаши вокруг ходили со своими чадами. Не понимаю, как в такой атмосфере можно заниматься музыкой. И побеждают на конкурсах чаще всего ученики членов жюри, а не те, кто реально сильнее.

А получить «Грэмми» тоже не хотел бы?

«Грэмми» — да, хотел бы (улыбается). Но неужели ты думаешь, что много «Грэмми» получили люди, кто ходил в музыкальную школу и участвовал в международных конкурсах? Стинг вообще был школьным учителем.

Как сложился твой интерес к «периферийной» академической музыке, которую редко можно где-то встретить?

Просто было интересно, начал копаться. В Саратовской государственной консерватории имени Л.В. Собинова, которую я окончил, у меня была определенная творческая свобода. Мы играли какие-то вещи, которые мой преподаватель больше ни с кем не проходила до этого. Нам было друг с другом интересно. Если задаться вопросом, что такое музыка, то ты автоматически начинаешь погружаться под «пленочку на молоке», которая называется «список шлягеров» — 2-й концерт Рахманинова, 1-й концерт Чайковского, Прелюдии Шопена. И обнаруживаешь еще много чего в этом котле. Еще в училище я просиживал все свободное время в фонотеке, брал пластинки и «выслушивал» их все от начала до конца. В музучилищах для студентов есть викторины по музыкальным кусочкам. Многие учили эти кусочки, мне было интересно выслушать из точки А до точки Б, узнать диалектику развития.

Наша редакция готовила интервью с тобой шесть лет назад. С тех пор многое изменилось в мире и, наверняка, и в тебе самом. Интересно узнать, как ты прожил это время. И первый вопрос: как отразилась пандемия на тебе как на музыканте?

Превосходно отразилась, если честно. Это было самым счастливым временем в моей жизни. Впервые я просто «остановился и огляделся по сторонам». Я приехал на полгода в Пензу, жил на даче и прочитал всё, что не мог прочитать лет за пять до этого. Всегда думал, что была бы воля, я не занимался бы ничем. Но после двух месяцев лени мне сильно захотелось что-то поделать. Я переслушал всего Бетховена, параллельно читал его письма.

Не хотелось возвращаться к московской «беготне», подумал, ну зачем это надо? Что-то решилось само собой. Из двух работ, которые у меня были в тот момент, одна не выдержала пандемии — в балетной студии у Илзе Лиепа. Доход, конечно, уменьшился после пандемии, раза в три, наверное. Но честно говоря, это не самое главное. Через какое-то время мне повстречался человек, который рассказал про грантовый конкурс Президентского фонда культурных инициатив. Мне удалось выиграть режиссерский грант. И вот 27 ноября 2022 года я представил премьеру аудиовизуальной мистерии для рояля по Оливье Мессиану «О Боге и птицах».

Илья Харланов. Родился 5 апреля 1986 года в Пензе. Выпускник фортепианного факультета Саратовской государственной консерватории имени Л. В. Собинова. Пианист, лектор, музыкальный просветитель. Педагог кафедры музыкально-инструментального исполнительства Московского педагогического государственного университета. Лауреат всероссийских и международных конкурсов. Автор программ редкой академической музыки. Выступал в России и за рубежом. Автор и исполнитель проекта «О Боге и птицах» (2022).

Как ты стал режиссером?

Мне захотелось уйти в другое, немножко поработать в театре. У меня много идей междисциплинарных проектов, которые связывают музыку, театр, видеоарт. С детства меня ругали учителя музыки за мое увлечение театром. Разговаривали с руководителем театрального кружка, чтобы я не играл там. А мне было везде интересно.

Корни музыки во-многом из театра, в театре много из музыкальной практики. Об этом хорошо написал Ницше в книге «Рождение трагедии из духа музыки». И вообще, с определенного момента музыка осваивает такой тип действия, как «фабула», драматургия в пределах одного жанра.

«О Боге и птицах» — это мистерия, положенная на музыкальный текст. Спустя полгода после начала Второй мировой войны Мессиан попал в плен и провел два года в лагере для военнопленных. Получился ряд художественных высказываний через видеоарт и музыку. Такой спектакль, где актер — это рояль. Что-то среднее между клипом, концертом и музейной инсталляцией. В символической драме действуют персонажи Дева, Крест, Звезда, Ангелы. Его проблематика — «вечные вопросы» о жизни, смерти, жертве, любви. Премьера прошла в атриуме Московского педагогического государственного университета, где я преподаю. Сейчас мы на пути к тому, чтобы обрести дом в одном из московских театров. В марте запланированы гастроли в Суздале.

Ты ощущаешь себя москвичом?

Я абсолютно пензяк. Никогда об этом не забываю.

В Пензе ты выступаешь не так часто...

Да. Когда я сюда приезжаю, мне хочется отдыхать, а не выступать. Но планирую в конце мая — начале июня приехать в Пензу с программой, «поработать».

Я никогда не жил «во времени», «здесь и сейчас». 80% времени я общаюсь с людьми, которых уже нет: композиторы, художники, философы и т.д. Художнику в какой-то мере должно быть проще. У него есть выход в мир, который «и здесь, и не здесь» — туда можно скрыться, убежать.

Публика московская и провинциальная отличается?

Между ними вообще нет никакой разницы, на мой взгляд.

Есть международная площадка, на которой тебе очень хотелось бы выступить?

Очень хочу в Японию. Я восхищаюсь этими людьми, их способом высказывания. И когда я понял, что у нас состоится Мессиан, я захотел выступить в коллабе с каким-нибудь японским художником, который бы сделал анимэ из этой символической христианской драмы. Это моя мечта.

Ты практиковал диалоги со слушателями. Это еще актуально?

Да, обязательно. Я их уже начал называть концерт-лекция, потому что так понятнее. Я предпочитаю формат «концерт с комментариями». Все же лекция обязывает к некой дистанции, к «записям конспектов». Мне важно наладить непосредственный контакт: связать музыку через себя со слушателем, задать направления, чтобы эта связь, религия, в первоначальном смысле этого слова, возникла.

Музыка — верхушка айсберга из большого конгломерата наук и искусств, который называется «мир, в котором живет человек». Я в принципе понимаю, как можно вынуть музыку из контекста и говорить только о ней. Но это такая вещь, которая напрямую связана с мышлением: как человек того времени мыслит, такая музыка и есть. А мышление неотделимо от философии, литературы, культурологи, антропологии. Я никогда не воспринимал ее отдельно от других процессов, происходящих в это же время. И пытаюсь это донести до людей. То есть на концертах я говорю больше не о музыке, а о времени, о том, что рядом происходит, — становится понятно, почему она такая.

Назови фильм, который, на твой взгляд, удачно отражает мир музыканта?

Есть потрясающий документальный фильм «Рихтер непокоренный» (1998) Брюно Монсенжона. Для меня это эталонный фильм в этой теме. 80 процентов времени там занимает интервью со Святославом Теофиловичем Рихтером. Это энциклопедия того, что значит быть настоящим музыкантом. Это глыба, очень самокритичный по отношению к самому себе, непроницаемый к похвале.

Еще мне нравится интервью со старенькой Галиной Сергеевной Улановой. Удивительно, с какой скромностью к себе относится великая Уланова, создавшая язык балета! Она начинает разговор с извинения, что я танцевала, но показать сейчас не могу, преподаю сейчас, придется поговорить со мной. Посмотрев ее балеты, я ожидал увидеть артистичную диву, в духе актрис начала прошлого века. Скромнейший человек и пример здорового отношения к себе любого творческого человека.

Как художник живет и творит в эпоху слома, в столь сконцентрированное для отклика время и столь трудное для существования в целом?

В итоге человек-то не меняется. Всё, о чем писали Шекспир и Бетховен, остается на тех же позициях. Да, подсвечивается ярче: человечное становится более человечным, менее человечное — еще менее человечным. Нормально, на самом деле. Просто я не думал, что окажусь в этой точке когда-нибудь. Я никогда не жил «во времени», «здесь и сейчас». 80% времени я общаюсь с людьми, которых уже нет: композиторы, художники, философы и т.д. Художнику в какой-то мере должно быть проще. У него есть выход в мир, который «и здесь, и не здесь» — туда можно скрыться, убежать.

Какие изменения в тебе самом принесло время?

Есть ощущение, что пандемия «смахнула пыль» с Ильи, убрала суету. Сейчас такое время — «хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах». Поэтому важно «возделывать свой сад». И конечно, не каменеть в собственном мнении о жизни, лавировать, везде находить плюсы. В последнее время, так получается, что от многих проектов я отказываюсь. Раньше такой роскоши не было. По-другому расставились приоритеты. Стало понятно — материальное не так важно. Время задуматься о чём-то большом. Опять же, грядет Эра Водолея, Кали-юга скоро закончится. Поэтому «всем туда, наверх» (улыбается). / FC

Илья Харламов